Зенитчик.Боевой расчет «попаданца» - Страница 3

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

Киваю на уничтоженный взрывом паровоз, искореженные рельсы и воронку в насыпи. Военинженер находит контраргумент.

— Оттуда можно добраться до Бреста.

— Это вам надо в Брест. Нас бомбили немецкие самолеты и не исключено, что сейчас на границе идет бой. А вы хотите тащить женщин и детей в зону боевых действий? Навстречу новым налетам?

Кажется дошло, после секундного размышления военный инженер первого ранга кивает и отдает команду.

— Всем гражданским идти в сторону Минска!

Несколько голосов дублируют команду, начинается шевеление, первые пешеходы потянулись на северо-восток. Мне тоже пора.

— Ни пуха, ни пера вам, товарищ военинженер.

— И вам…

— Инженер я, — представляюсь военному, — в командировку ехал.

— Понятно, — кивает военный, — и вам удачи.

Впереди меня идет женщина в летнем платье с двумя детьми, из вещей только женская сумка. Мальчику лет пять, и он идет сам, второго ребенка, похоже, девочку женщина несет на руках. Вижу как ей тяжело, поэтому догоняю и предлагаю помочь. Вижу внутреннюю борьбу в глазах женщины, но ребенка она мне отдает, это действительно девочка, ей около двух лет. Понимаю, я бы и сам засомневался, отдавать ли ребенка лысому, грязному громиле, возвышающемуся над ней на целую голову. Девочка весит килограмм десять, но длительное отсутствие серьезных физических нагрузок начинает быстро сказываться. Да и мальчик вскоре устает. Останавливаемся отдохнуть, мимо нас проезжают четыре телеги, сопровождаемые тремя командирами. У всех троих наганы в кобуре, знал инженер, кого посылать к местным куркулям.

— Скоро выйдем на дорогу, там легче будет, — пытаюсь ободрить ее.

— Пойдемте, — поднимается женщина.

Несмотря на сложившиеся обстоятельства, держится она хорошо. Вскоре действительно выходим на дорогу, ведущую в Ивацевичи, скорость немного возрастает, убаюканная девочка засыпает у меня на руках. Постепенно разговорились. Женщина представилась Верой Мефодьевной., землячкой из Ленинграда. Ехала с детьми к мужу, которого недавно перевели в Брест, к новому месту службы. Мальчика зовут Сашей, девочку Людмилой. Придерживаюсь своей легенды инженера, ехавшего в командировку. Опасаюсь засыпаться на незнании тогдашних реалий, но женщина больше озабочена судьбой мужа. На вопрос, уж не в гарнизоне ли Брестской крепости служит ее любимый капитан, получаю положительный ответ. Вряд ли она когда-либо вновь его увидит, но я стараюсь ободрить будущую, а может уже настоящую вдову, и плету, что все будет хорошо.

В первой же деревне беженцы – пока только я знаю, кто они такие – собираются около колодца. Здесь удается напиться и умыться, спрятанное в карман мыло оказывается очень кстати.

— Какое душистое! — удивляется Вера Мефодьевна.

Делаю зарубку на память, что даже мыло светить опасно. До Ивацевичей еще девять километров, это расстояние преодолеваем за четыре часа. По дороге нас обгоняют телеги с ранеными, нас никто больше не бомбит. Попутных машин не было, навстречу попались три телеги и военная полуторка. Водитель и красноармейцы в кузове смотрели с любопытством, но проскочили мимо, торопились. Впечатление такое, будто и нет никакой войны, до фронта километров восемьдесят, поэтому канонады не слышно. Но скоро немцы перемелют приграничные дивизии и стремительно рванут вперед. Минск они взяли на пятый день. Мы сейчас между Минском и Брестом, ближе к Бресту. Значит завтра вечером или послезавтра утром немцы вполне могут быть здесь.

До Ивацевичей добираемся к трем часам после полудня. Поселок уже знает о начале войны из выступления Молотова. Толпа штурмует магазины, еще не громит, но с прилавков сметают все, что можно. Пока я прикидываю, что можно добыть в этой толпе, женщина вспоминает, что в местном вокзале должен быть буфет.

— А как у вас с деньгами? У меня совсем ничего.

Вера Мефодьевна успокоительно машет рукой. Мы, подхватив Сашеньку и Людочку, мчимся к железнодорожной станции, торопясь успеть раньше остальных. Успеваем, цены в станционном буфете кусаются. По моему совету она покупает три буханки ржаного хлеба, на ближайшее время это наша единственная пища. Один кирпич приговариваем сразу. Советские дети сорок первого не избалованы даже до начала войны, черный хлеб у них пошел без капризов. Оставив женщину с детьми в крохотном зале ожидания, пошел к начальнику станции выяснить возможность добраться до Минска. Первый попавшийся железнодорожник указал в сторону запасных путей. Там и нашелся коренастый дядька лет пятидесяти в фуражке с красным верхом. В момент появления он как раз гонял сцепщиков и маневровый паровоз, формируя эшелон на Минск. Узнав о появлении на станции двух с лишним сотен беженцев, дядька на секунду впал в уныние, но тут же нашел выход.

— Есть три порожних вагона. Подцепим их сейчас к эшелону. Пусть грузятся в них.

На русском он говорил чисто, видно не из местных, прислали с востока.

— Все не влезут, — возразил я.

Дядька пожал плечами, дескать больше ничего придумать не могу.

— А на тормозные площадки остальных вагонов, на крыши, в конце концов?

— Не положено.

— А людей под бомбами оставлять положено? Там женщины и дети. А если немцы прорвутся?

Дядька посмотрел мне в глаза и согласился.

— Няхай. Иди в вокзал, скажи, пусть грузятся. Минут через сорок отправим.

Узнав об эшелоне на Минск, толпа ломанулась на запасные пути, чуть друг друга не передавили в дверях. Когда мы добрались до вагонов, двухосные теплушки уже были забиты. С трудом пристроил Веру с детьми на тормозную площадку одного из вагонов.